Андрей Егоров: "Полемический накал вокруг искусства существовал всегда"

Art Узел продолжает публикацию цикла интервью, посвященного кураторам в галереях и за их пределами. Сегодня мы поговорили с Андреем Егоровым - куратором Московского Музея Современного Искусства.

Родился в 1984 г. В 2006 г. окончил отделение истории и теории искусства Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. C 2007 г. работает в MMOMA, с 2012 г. – Заведующий Научным отделом. Большинство проектов осуществляет в соавторстве с Анной Арутюнян. Избранные проекты. Куратор: «Сны для тех, кто бодрствует» (MMOMA, 2013); «Технэ: актуальное искусство в диалоге с наукой» (Экспоцентр, 2012). Ассистент куратора: «Искусство есть искусство есть искусство» (MMOMA, 2011-2012); «От штудии к арт-объекту» (MMOMA, 2009). Член кураторской группы: «День открытых дверей: особняк-гимназия-клиника-музей» (MMOMA, 2009-2010)

В Москве открывается много выставок, и мы скорее знаем имена художников, чем кураторов. Какова вообще роль куратора выставки, и насколько от этой фигуры зависит успех мероприятия?

- Вне зависимости от того, используем ли мы термин «куратор» или нет, любую выставку кто-то должен задумать и организовать. Это может быть как один человек с сильной идеей и высокой мотивацией, так и группа единомышленников. Собственно, успех проекта напрямую зависит от профессиональных способностей и удачи куратора/кураторов – успех в том смысле, состоится ли выставка в принципе, будет ли соответствовать исходному замыслу, удерживать интерес зрителя, иметь достаточный содержательный и познавательный градус. Что касается узнаваемости, то для куратора этот момент в практическом смысле важен, прежде всего, внутри профессиональной среды. Впрочем, в последнее время образ авторитетного «куратора» начинает мифологизироваться в коллективном воображении – приобретая черты этакого алхимика и дополняя давно овеянный легендами образ художника, рожденного, как известно, «под знаком Сатурна». Наверное, срабатывает логика celebrity-культуры.

Российский зритель недружелюбно относится к современному искусству. Своими проектами как-то пытаетесь повлиять на отношения искусства и общества? Если да, то, каким именно образом?

- Прежде всего, важно отдавать себе отчет, что зрители, в том числе российские, бывают самыми разными, и далеко не все подкрепляют стереотип о враждебном отношении к современному искусству. Более того, подобный стереотип – палка о двух концах, поскольку во многом он поддерживается и фетишизируется самим художественным сообществом. С другой стороны, полемический накал вокруг искусства существовал всегда. Момент всеобщего преклонения перед эстетическим идеалом (такой воплотившийся в жизнь рафаэлевский «Парнас») – в будущем, настоящем или прошлом – поэтическая утопия, к сожалению, нередко эксплуатирующаяся в качестве пропагандистского мифа. Более продуктивной и интересной, на мой взгляд, всегда оказывается ситуация напряженного, динамического равновесия, когда различные позиции могут быть озвучены без вторжения насильственной политики – будь то «справа» или «слева». Теми проектами, которые мы осуществляем в MMOMA (прежде всего, сменные тематические экспозиции), мы действительно пытаемся повлиять на ситуацию. Но не с тем, чтобы заставить посетителей полюбить современное искусство, признать его моральное или художественное превосходство (у них есть такое право – как и обратное, разумеется), но с тем, чтобы познакомить с разнообразием творческих практик последнего столетия – дать возможность эти практики понять, запомнить конкретных художников и их работы. В известном смысле наша задача состоит в том, чтобы разъять представление о «современном искусстве» (косвенно – о любом другом) как монолитном явлении, поскольку по большому счету все подобные обобщения порождают жесткие стереотипы.

Из собственной музейной практики я знаю, что исходная установка многих посетителей скорее настороженно-любознательная, чем недружелюбная. Бывает, что людей «заносит» в музей случайно, но, как правило, если человек пришел – это уже говорит о минимальном кредите доверия, который он готов предоставить музею и куратору; как распорядиться этим доверием – задача последнего. Все те проекты, к которым я имел отношение, отталкивались от генеральной интенции – обустроить необычное, интеллектуально провоцирующее пространство, интересное людям с разным уровнем подготовки. Это во многом определяет и тот «интерфейс», благодаря которому мы общаемся со зрителем. Мы используем те средства, которыми располагаем как организаторы (это и экспозиционные приемы, и элементы навигации, и аппарат комментирования – сопроводительные тексты, отдельные аннотации и др.). Рассказывать о сложных вещах максимально емко и по возможности ясно – задача не из простых, но, в конце концов, она себя оправдывает. Речь идет не о популизме, но о здравом смысле. Мы ведь хотим, чтобы зритель действительно что-то узнал и желательно – запомнил. Наверное, подобная миссия отличает музейного куратора от художника: куратор по умолчанию занимает позицию посредника, и в этом отношении у него имеются вполне отчетливые социальные обязательства. Если художник, благодаря своей «поэтической лицензии» и мучительно заслуженной автономии, может вести себя асоциально или просто странно (да и в творческом плане он не обязан отчитываться), то исследователь/куратор, как мне представляется, не наделен таким правом – задумывая и осуществляя выставку, он непременно обращается к аудитории и обязан учитывать ее реакцию.

Быть куратором – это обязательства перед зрителем, художниками и площадками, с которыми работаешь. Как справляетесь со стрессами?

- Вне зависимости от многочисленных и неизбежных стрессов нужно сохранять на должном уровне культуру общения. Просто по-человечески. На самом деле, это ключевой организационный фактор – отсутствие нормальных, уважительных отношений, взаимной поддержки негативно отражается на качестве работы. Понятно, что начинать нужно с себя. Организация выставок – тем более больших музейных экспозиций, в которых задействованы сотни работ и сотни квадратных метров, – это командная работа, какую бы важную роль ни играл куратор как связующее звено и движущая сила всего проекта. Причина возникновения стрессов и главное же средство борьбы с ними – это взаимодействие с людьми (разлаженное или хорошо отстроенное). Кроме того, у кураторов нервная работа: написание программных текстов происходит одновременно с решением проблем логистики и застройки, выбором материала для печати экспликаций, общением с художниками, архитекторами и дизайнерами, а также постоянными совещаниями. Но лично мне нравится этот адреналиновый режим – тем более в музее он все-таки не основной, а скорее сезонный.

По сути, куратор распоряжается работами художников в процессе создания проекта: решает их экспозиционно, вносит свои комментарии в работу художника и даже привносит новые смыслы. Не страшно брать на себя такую ответственность?

- Очевидно, что сам художник не является «последней инстанцией» в понимании собственного произведения. После того, как работа создана, она в известном смысле больше не принадлежит автору, становясь открытой для интерпретации. Новые смыслы в работу привносит каждый зритель. Когда мы работаем над экспозицией, мы фокусируем внимание на тех смысловых очагах, которые, на самом деле, уже заложены в самой работе, находятся перед глазами. Мы ориентируем зрительское восприятие, учитывая общий замысел и динамику проекта. Здесь, кстати, очень важно ограничивать себя и ни в коем случае не пытаться, скажем, в одной короткой аннотации сформулировать «все самое важное» об определенном экспонате или уходить в дебри, теряя его из виду вовсе. Выставляемая работа – не только предлог поговорить о смыслах, идеях, исторических параллелях, тонких аллюзиях и ученых ассоциациях, которые существуют независимо от нее. В ситуации музейной экспозиции она сама должна оставаться объектом внимания и точкой отсчета для того разговора, который мы запускаем. Иными словами, к работам – их пластической структуре, их поверхности и аргументации – нужно относиться серьезно. Например, когда мы составляли аннотации к работам на экспозиции «Сны для тех, кто бодрствует», мы в каждом случае предлагали зрителю две конфликтующие интерпретации, обе из которых настраивали на тщательное всматривание в работу. Несмотря на то, что в данном случае это был сознательно выбранный риторический жанр, соотносившийся с концепцией проекта, перед нами всегда стоит подобная задача – не навязывать прочтение, но, сообщив необходимые данные о художнике, обстоятельствах возникновения работы и ее особенностях, предоставить возможность самому зрителю заострить взгляд и поупражнять критическое мышление. Кроме того, сильное произведение, выставленное в том смысловом пространстве и соседстве, в которое мы его поместили, не перестает порождать другие возможные прочтения.

Что можно назвать ошибкой куратора?

- Есть много разных опасностей, которые подстерегают на разных этапах. Как я уже отметил выше, нужно уметь ограничивать себя – в том числе, при выборе работ. Если не стоит задача сознательно перегрузить пространство (такое бывает), не нужно культивировать в себе horror vacui – лучше показать меньше, но зато максимально выигрышно. То же касается комментариев. Также не следует бояться неожиданных, на первый взгляд, сочетаний работ. В целом, пространственное мышление, умение выстраивать масштабную инсталляцию – важный навык куратора, так как большинство выставок разворачивается в трех измерениях. Самые запоминающиеся, убедительные кураторские «высказывания» имеют все-таки не вербальную, а именно визуальную форму. Вообще, экспозиционный ритм – это своего рода пульс кураторской аргументации. Лично нам с Аней интересно и важно самостоятельно выстраивать экспозицию (а технически сложные решения придумывать совместно с архитекторами), но даже если эту задачу берет на себя экспозиционер, то большой ошибкой куратора будет самоустранение от этого процесса. Еще одна ошибка: недооценка зрителя. Не стоит думать, что ты априори превосходишь «обычного» зрителя, можешь выступать с позиции учителя или проповедника – да, ты действительно больше знаешь по своей теме, обладаешь экспертным потенциалом, но наблюдения зрителей равным образом могут оказаться чрезвычайно интересными и полезными. В музее, кстати, всегда есть возможность пообщаться с посетителями – на регулярных экскурсиях, неформально и даже инкогнито.

Существуют институциональные и вне институциональные проекты. Был когда-нибудь подобный опыт?

- Все проекты, в осуществлении которых я на данный момент участвовал, были связаны с MMOMA. В прошлом году мы с Аней курировали выставку «Технэ: актуальное искусство в диалоге с наукой» в рамках форума «Открытые инновации», проходившего в Экспоцентре, но она также была построена на коллекции музея. Тем не менее, это был отличный опыт – оказалось полезным поработать в совершенно другом, немузейном пространстве, поместить знакомые работы в новое окружение и что самое интересное – показать их совершенно нетипичной для нас аудитории, в планы которой явно не входил осмотр современного искусства. Кстати, некоторые экспозиционные приемы, которые мы придумали на той выставке, мы впоследствии использовали на «Снах…». На самом деле, почти к каждому выставочному проекту имеет отношение какая-нибудь институция – будь то музей, галерея или частный фонд.

Неизбежный вопрос о поиске «главного действующего лица»: чья идеология лежит в основе выставки – куратора или все же галереи, в рамках которой проходит выставка? Или сейчас уже все настолько регламентируется законодательством, что наше государство можно назвать идеологом и основным куратором современного искусства?

- Мне представляется, что все варьируется – где-то у музея/галереи жесткая внутренняя политика, а где-то больше доверия к сотрудникам и их личному видению. В коммерческих галереях, кроме того, никуда не денешься от необходимости продавать работы, и это очевидно влияет на их выбор и способы показа. Что касается творческой свободы кураторов в MMOMA (как сотрудников, так и специально приглашенных), то, на мой взгляд, степень ее довольно высокая. На наших выставках затрагиваются и обсуждаются самые разные проблемы и сюжеты, показываются художники разных поколений, взглядов и эстетических устремлений. Другой вопрос – музейная стратегия показа не может быть эпатажно-агрессивной (при этом в других пространствах – конечно, может). На каком-то этапе включается самоцензура (что вполне естественно как с психологической, так и с этической точки зрения), но я считаю, что эталонный городской музей – это «Denkraum», место размышления, созерцания и диалога, открытое для всех, а не место конфронтации, скандализации или внедрения доктрин. Музей современного искусства для меня – это тотальная кунсткамера, где главными переживаниями становятся удивление и рефлексия. Мы не стремимся очаровать посетителя с тем, чтобы «продать» ему наши идеи, подменить содержание, опыт восприятия искусства умной позой или наоборот – переизбытком зрелищных и интерактивных спецэффектов. При этом важные социальные и политические вопросы мы обязаны поднимать – ведь это делают сами художники, – но поднимать ответственно и аккуратно. Думаю, что музей принесет больше пользы, если будет отчетливо формулировать вопросы, чем давать однозначные ответы. Государство пока основным идеологом-куратором современного искусства не является, но как ситуация будет меняться дальше, в свете новых законодательных инициатив, – прогнозировать не берусь. Выглядит все довольно тревожно.

Чего не хватает кураторам сейчас, кроме денег?

- На практическом уровне: вовлеченности, внимания к деталям, а также творческой смелости, открытости. У меня такое ощущение, что порой от куратора требуется лишь номинальный выбор работ и написание короткого текста. Поэтому случается, что выставки/экспозиции выглядят непродуманно или слишком консервативно и предсказуемо, с соблюдением всех негласных правил и цеховых табу. Эти же правила, диктующие, что с чем можно или нельзя сопоставлять, какую лексику использовать, на кого ссылаться, к сожалению, сказываются на самом актуальном искусстве, делают его сухим и академическим. По большому счету, не хватает кооперации и взаимного интереса, причем как в узкой сфере современного искусства, так и в масштабах музейной жизни города и страны. Нужно отходить от модели рассеянных культурных гетто.

Есть еще что-то, о чем хотелось бы поговорить? Может быть самый банальный вопрос – творческие планы?

- Сейчас мы готовим несколько музейных публикаций. Работая в музее, не всегда занимаешься выставками и экспозициями. Тем не менее, идеи для выставок приходят в голову постоянно. Будем держать вас в курсе!