Алексей Савинов: «Музей не то место, которое должно откликаться на сиюминутные изменения…»

Сергей Чебатков побеседовал со старшим научным сотрудником отдела личных коллекций Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина о рыночно-выставочном сознании, «родной речи» и проблемах научного подхода к изучению современного искусства.

Текст: Сергей Чебатков

Фотографии предоставлены Алексеем Савиновым

В середине 2010-х годов в одном из интервью известный российский куратор Виктор Мизиано сетовал на крайне низкий в нашей стране уровень экспертной поддержки и экспертного суждения в современном искусстве. Насколько, на ваш взгляд, изменилась ситуация сегодня?

За последнее десятилетие возникло множество школ и других институций, так или иначе связанных с современным искусством. Не знаю, в этом ли причина, но сегодня уже достаточно большое количество людей моложе меня знают имена важных современных художников, понимают тенденции, где надо выставляться, на какую выставку или ярмарку ехать. То есть обладают по отношению к современному искусству таким уже профессиональным рыночно-выставочным сознанием. А вот появились ли у нас специалисты, способные создать школы изучения современного искусства? Таких я не знаю. То есть нет людей, которые не просто знают всех и понимают текущий контекст, но способных создать новый подход к изучению этого контекста.

У нас ведь произошел скачок в области современного искусства, а на Западе происходило все плавно и медленно. Яркий пример – наши школьные учебники. У нас до сих пор во вклейках то, что дилеры от искусства 90-х годов называли «родная речь». Айвазовский да Шишкин. Правда в последнее время появились иконы. И бессмысленно детям, которые до сих пор учатся по этим учебникам говорить, что существует замечательный Кандинский, прекрасный Малевич. Подавляющее большинство сегодня уже, конечно, не скажут, что это «буржуазная дрянь», но и не воспримут как искусство. Они в лучшем случае заметят, как говорил мой дядя, глядя на «Таможенника» Руссо и его работы в каком-то альбоме: «Я этого не понимаю. Может это и замечательно, но я не понимаю». А ведь основы вкуса формируются в детстве. Дети, кстати, они очень хорошо воспринимают абстракцию. Им нередко нравится рисовать в абстрактном стиле, пока они не идут в школу, где учитель рисования все время объясняет, что нарисованный горшок должен быть похож на горшок. Потом нарисуем в горшке цветочек и порадуем маму. Вот так с детства и возникает в головах аксиома, что искусство должно быть обязательно фигуративно и натуралистично.  Потом, конечно, многие творческие ребята вырастают и начинают заниматься современным искусством, но при этом им все равно приходится преодолевать некий внутренний консерватизм. 

Может ли классическая научная музейная среда стать сегодня почвой для появления серьезных отечественных специалистов по современному искусству?

Мне кажется, что классический музей не то место, которое должно откликаться на сиюминутные изменения. Для этого есть галереи, специализированные институции, грантовые исследования и так далее. Классический музей, как бы он ни старался соответствовать духу времени, всегда будет опаздывать – и это правильно. Это все-таки консервативное учреждение по самой своей идее. Либо он будет, «задрав штаны, бежать за комсомолом», как говорил Есенин, и ни к чему хорошему это не приведет. Музей станет проходным двором для каждого, кто придумал что-то новенькое. или ему кажется, что он придумал что-то новенькое. Специалистами не рождаются. Ты можешь им стать и оказаться никому не нужным. Настоящие специалисты могут появится только тогда, когда возникает реальный вызов времени, на который необходимо откликнуться. Посмотрите, как у нас изучали иконопись где-нибудь там в 60-х годах. Люди, которые не верили в Бога и не собирались верить в Бога, добывали дефицитные альбомы, ходили по храмам и монастырям, посещали выставки. А что сейчас со школой изучения иконописи? Да все те же, кто остался в живых, начиная с того призыва. Вот они еще в строю. А так, чтобы сказать, что очень много молодых – не вижу. И ладно бы я не видел. Они сами не видят. А почему они появились тогда? Потому что это было время кажущейся свободы «духовных» исканий. 

То же самое с Русским Авангардом на рубеже 80-90-х годов прошлого века. Сколько исследований появилось, сколько книг опубликовали. Появились и серьезные специалисты мирового уровня. При этом широкая публика как не понимала авангард, так и не понимает до сих пор. Потому что гораздо проще понять то, что нарисовано тщательно, хорошо, как в жизни. Вот березка в лучах заходящего солнца. И такая же березка у тебя на даче или в деревне. И у тебя сразу от воспоминаний все щемит. А какие у тебя воспоминания, когда ты видишь «Черный квадрат»? О том, как ты уголь грузил в котельной? 

Я думаю, что рано или поздно у нас появятся и настоящий ученый в области современного искусства, который сможет откликнуться вот на ту самую насущную потребность, которая вероятно уже витает в воздухе. Скорее это будет не научный сотрудник музея, но человек, который сможет воспарить аки орел, и увидеть всю картину целиком, понять параллели, понять, как будет развиваться искусство, и как оно в реальности развивалось последние 100 лет.